Декамерон. Гептамерон - Страница 320

320

– А мне кажется, – сказала Уазиль, – что любить человека честного, добродетельного и богобоязненного вовсе не так уж зазорно и что от этого сама становишься лучше.

– Госпожа моя, – сказала Парламанта, – поверьте мне, что нет ничего легче, чем обмануть женщину, которая никогда не любила. Ведь любовь – это такое чувство, которое овладевает сердцем раньше, чем это заметишь сама, и чувство это так приятно, что, если оно еще прикрывается добродетелью, распознать его невозможно до тех пор, пока не случится какая-нибудь беда.

– А какая же может случиться беда, если полюбишь человека честного? – спросила Уазиль.

– Госпожа моя, – ответила Парламанта, – на свете есть немало людей, которых считают порядочными. Но таких, которые были бы порядочны в отношении женщин и превыше всего оберегали их честь, в наше время не найдется ни одного; женщины, которые доверяются им и держатся на этот счет иного мнения, в конце концов бывают обмануты – и, начав с любви, посланной от Бога, кончают другой, которая идет от дьявола. Самой мне довелось видеть немало женщин, чья любовь начиналась с разговоров о Боге и которые потом уже не могли вернуться вспять, даже если бы хотели, – им было не освободиться от плена, в который их повергало высокое обличие этой любви. Порочная страсть кончается сама собой и не может долго жить в добродетельном сердце, а любовь возвышенная обвивает вас шелковыми сетями, и запутавшиеся в них не сразу их замечают.

– После ваших слов, – сказала Эннасюита, – пожалуй, ни одна женщина не захочет любить мужчину. Но ваш закон так суров, что долгого действия он иметь не может.

– Я хорошо это знаю, – сказала Парламанта, – но это не помешает мне хотеть, чтобы все женщины довольствовались своими мужьями, как я довольствуюсь своим.

Задетая этими словами, Эннасюита вся вспыхнула и ска зала:

– Вы что же, думаете, что у всех такое же сердце, как у вас, – или, может быть, вы считаете себя выше всех?

– Давайте лучше спросим, кому Иркан предоставит слово, – сказала Парламанта, желая избежать ссоры.

– Я передам его Эннасюите, – сказал он, – чтобы она могла возразить моей жене.

– Так как теперь я имею на это право, – сказала Эннасюита, – я не стану щадить ни мужчин, ни женщин, чтобы быть и к тем и к другим справедливой. Я вижу, что сердце ваше никак не соглашается с тем, что мужчины бывают добродетельны и добры, и поэтому расскажу вам следующую историю.

Новелла тридцать шестая

В городе Гренобле был когда-то председатель суда, имени которого я не стану называть и скажу только, что он был иностранец. У него была красавица-жена, и жили они с ней в мире и дружбе. Но, так как председатель был уже в летах, жена его влюбилась в молодого писца по имени Николя. Едва только утром муж отправлялся в суд, как Николя приходил к ней в спальню и занимал его место. Это заметил один из лакеев председателя суда, служивший у него уже тридцать лет. Будучи предан своему господину, он не мог удержаться и рассказал ему все, что видел. Но председатель был человек разумный и осторожный; он не поверил лакею на слово, решив, что тот просто хочет вселить раздор между ним и женой, и сказал, что если все действительно так, то пусть он ему это сначала докажет. Если же сам он ничего не увидит своими глазами, он будет думать, что его старый слуга все сочинил, чтобы поссорить его с женой. Лакей обещал ему устроить так, что он все увидит собственными глазами, и вот однажды утром, когда председатель отправился в суд, а Николя явился к его жене, он послал одного из своих приятелей известить господина, что тот может прийти, сам же остался караулить у двери, чтобы Николя не сумел убежать. Как только председатель увидал одного из своих слуг, делавшего ему знаки, он покинул суд, сказав, что почувствовал себя плохо, и поспешил домой. Старый лакей, все время стоявший у двери, доложил своему господину, что Николя недавно только пришел и сейчас находится у его жены. Председатель сказал ему:

– Никуда не отходи и не открывай этой двери, ты ведь знаешь, что выйти из комнаты он может только сюда, маленькая комната заперта, и ключ у меня в кармане.

После этого председатель вошел в спальню жены и увидел, что жена его вместе с Николя лежит в кровати. Писец, как был, в одной рубашке кинулся к его ногам и стал молить о пощаде; жена же залилась слезами. Тогда председатель сказал:

– Оба вы хорошо понимаете, что вы сделали, но я не хочу, чтобы дом мой был обесчещен и дочери мои узнали об этом позоре. Поэтому перестань сию же минуту плакать и выслушай, что я тебе скажу; ты же, Николя, спрячься в этой каморке и сиди там тихо.

А когда писец в точности все исполнил, он открыл дверь, позвал старика-лакея и сказал ему:

– Ты уверял меня, что я увижу Николя вместе с моей женой. Я тебе поверил; я пришел сюда и готов был убить мою бедную жену. И что же – я ничего не увидел. Я обыскал всю комнату, и ты можешь сейчас убедиться сам, что тут никого нет.

После чего он заставил лакея обыскать все углы и заглянуть под кровать. Тот ничего не обнаружил и сказал своему господину:

– Должно быть, сам черт его отсюда унес, я же своими глазами видел, как он входил; через дверь он выйти не мог, а сейчас его, конечно, здесь нет.

– Плохо же ты мне служишь, – сказал его господин, – если хочешь поссорить меня с женой; поэтому получай расчет и уходи прочь, а за службу твою ты получишь все, что я тебе должен, да еще с надбавкой. Только убирайся отсюда поскорее, и чтобы через двадцать четыре часа духу твоего не было в нашем городе.

320