Декамерон. Гептамерон - Страница 301

301

У принца была сестра, часто наезжавшая в этот монастырь. Она так любила брата, что постоянно просила всех за него помолиться. И вот однажды, когда она обратилась с этой просьбой к приору монастыря, он сказал ей:

– Да что вы, сударыня! О ком вы меня просите молиться! Да я сам больше всего нуждаюсь в его молитвах. Ведь среди мирской суеты брат ваш умеет быть праведником, какого не сыскать на свете. Ибо сказано в Писании: «Блажен тот, кто может сотворить зло и не сотворит его».

Сестре принца захотелось узнать, почему приор считает ее брата столь добродетельным, и она так настойчиво стала его расспрашивать, что, взяв сначала с нее слово, что она не выдаст никому этой тайны, тот сказал:

– Можно ли не восхищаться, видя, как молодой и красивый принц лишает себя по ночам удовольствий и отдыха и вместо этого приходит сюда, в святую обитель, где ведет себя не как высокопоставленное лицо, а как самый смиренный монах, пребывая вместе со всеми в монастырской капелле. Должен сказать, что столь добродетельная жизнь приводит в смущение и наших братьев, и меня самого, ведь рядом с ним мы недостойны называться монахами.

Услыхав эти слова, сестра принца не поверила своим ушам. Хотя она и знала, что, будучи человеком светским, брат ее был чист в своих помыслах и привержен Богу, ей никогда бы не пришло в голову подумать, что он способен делать что-то сверх того, что пристало всякому христианину. Она отправилась к брату и рассказала ему, какое мнение сложилось о нем у монахов. Услышав это, принц расхохотался, и у него было такое лицо, что она, знавшая его, как самое себя, догадалась, что под благочестием этим что-то скрывается, начала его допытывать и не успокоилась до тех пор, пока он не рассказал ей всей правды. От нее-то я и узнала эту историю и записала, чтобы вы помнили, благородные дамы, что Амур способен перехитрить и лукавого адвоката, и хитрых монахов (а уж кто как не они привыкли обманывать других) и что он умеет обучить этой хитрости самого неискушенного человека, если только тот действительно воспламенился любовью. А раз Амур способен обманывать даже обманщиков, нам, людям простым и несведущим, надлежит постоянно его бояться.

– Хоть я и догадываюсь, кто этот принц, – молвил Жебюрон, – надо сказать, что он достоин всяческой похвалы. Чаще всего знатные сеньоры нимало не беспокоятся о чести женщин. Что им до того, что вокруг их похождений поднимается шум: они думают только о собственном удовольствии. Больше того, они иногда бывают довольны, когда возникает скандал, а мы знаем, что нередко молва приписывает соблазнителю даже то, чего он не делал.

– Уверяю вас, что было бы неплохо, если бы все молодые сеньоры следовали его примеру, – сказала Уазиль, – ведь скандал иногда бывает хуже самого греха.

– И, уж конечно, принцу было что замаливать в монастырской церкви! – воскликнула Номерфида.

– Не осуждайте его, – сказала Парламанта, – очень может быть, что раскаяние его было столь велико, что ему простился и самый грех.

– Очень трудно раскаиваться в таких приятных забавах, – сказал Иркан, – что до меня, то мне не раз приходилось рассказывать подобные вещи на исповеди, но каяться, я в них никогда не каялся.

– Тогда уж лучше было совсем не исповедоваться, – заметила Уазиль.

– Знаете, госпожа моя, – возразил Иркан, – как ни тяжек грех и как я ни огорчаюсь, когда мне приходится чем-либо оскорбить Господа Бога, грешить-то людям всегда приятно.

– Вы и подобные вам наверняка хотели бы, чтобы Бога совсем не было и чтобы единственным законом для вас было ваше собственное желание! – сказала Парламанта.

– Должен признаться, – воскликнул Иркан, – я хотел бы, чтобы Господь Бог каждый раз радовался вместе со мною, – и тогда, могу вас уверить, скучать бы ему не пришлось.

– Ну, нового бога вам все равно не создать, а раз так, то, значит, надо слушать того, который у нас есть! – воскликнул Жебюрон. – Пусть уж об этом спорят богословы, а сейчас давайте попросим Лонгарину предоставить кому-нибудь слово.

– Я предоставляю его Сафредану, – сказала Лонгарина, – только я попрошу его рассказать какую-нибудь действительно интересную историю и не стараться во что бы то ни стало говорить о женщинах одни только гадости; пусть следует правде и там, где надо, их хвалит.

– Ну вот и отлично, – успокоил ее Сафредан, – я согласен. В моем рассказе речь будет идти о двух женщинах: одна из них легкомысленна, другая скромна. Можете брать пример с какой хотите. Вы узнаете также, что любовь заставляет людей дурных совершать дурные поступки, тогда как чистое сердце способно только на хорошие, ибо любовь сама по себе хороша, и если ее называют иногда безумной, ветреной, жестокой или постыдной, то потому лишь, что такими бывают мужчина или женщина, которые охвачены ею. И вот, выслушав историю, которую я вам сейчас расскажу, вы убедитесь, что любовь не способна изменять человеческую натуру и являет нам ее только такой, какая она есть, – ветреной у одних, а у других благородной.

Новелла двадцать шестая

В царствование короля Людовика Двенадцатого жил некий молодой сеньор по имени д’Аванн, сын монсеньора д’Альбре и брат короля Иоанна Наваррского. Жил он постоянно при дворе короля. Юный сеньор, которому было тогда пятнадцать лет, был так красив и обходителен, что, казалось, был создан для того, чтобы женщины любовались им и любили его. И те, кто его видел, действительно в него влюблялись, причем больше всех им пленилась некая дама, жившая в городе Памплоне, в Наварре. Она была замужем за очень богатым человеком и жила очень строгой жизнью. Несмотря на то, что ей было всего двадцать три года, тогда как мужу ее было около пятидесяти, она одевалась так скромно, что ее можно было принять скорее за вдову, чем за женщину замужнюю. И никогда ни на свадьбах, ни на праздниках она не появлялась без мужа, которого так уважала за его справедливость и доброту, что предпочитала его самому красивому юноше. И муж, видя, сколь она благоразумна и искренна, так на нее полагался, что доверял ей все домашние дела. Однажды богатый дворянин этот вместе с женою был приглашен к своим родственникам на свадьбу. Среди гостей находился и юный сеньор д’Аванн, который, разу меется, любил танцы, ибо в искусстве этом не знал себе равных. И когда после обеда начались танцы, богатый дворянин пригласил сеньора д’Аванна принять в них участие. Тогда сеньор д’Аванн спросил, с кем ему лучше всего танцевать. Тот ответил:

301