Декамерон. Гептамерон - Страница 272

272

– Святой отец, за то утешение, которое вы мне дали сегодня, вот вам два экю, я завернула их в бумагу, так как знаю, что иначе вы не возьмете их в руки. И прошу вас, как только вы расстанетесь со мной, поезжайте не дорогой, а напрямик полем, и остерегайтесь, чтобы спутники мои вас не увидели. Я очень признательна вам и не хочу, чтобы вы подвергли себя опасности.

Монах, довольный тем, что получил от нее два экю, галопом понесся по полю. А когда он был уже очень далеко, дама громко сказала своим провожатым:

– Хорошо, значит, вы меня стережете, если тот, кого вам более всего велено опасаться, мог сегодня с утра до вечера преспокойно разговаривать со мною, а вы ничего даже и не заметили! Не платы вы заслужили от своего господина, а палки.

Когда охранявший даму дворянин услыхал подобные речи, он был так огорчен, что не нашел даже, что ей ответить. Он пришпорил коня и в сопровождении двух слуг погнался за монахом, который, заметив приближающуюся погоню, понесся во весь опор, пытаясь скрыться. Но лошади у них были лучше, и они догнали несчастного. Он же, неизвестно по какой причине, стал молить о пощаде. И только когда он откинул капюшон и обнажил голову, чтобы молить их с еще большим смирением, они сообразили, что это совсем не тот, кого им следовало искать, и что госпожа их посмеялась над ними. А когда они все вернулись ни с чем, она стала потешаться еще больше и сказала:

– И это еще называется оберегать даму: сначала они позволяют ей разговаривать неизвестно с кем, а потом, поверив всему, что она им наболтала, понапрасну срамят служителей церкви.

И так вот, развлекаясь разными шутками, она доехала до места, куда приказал ей отправиться ее супруг, и жившие там две его сестры, из которых одна была замужем, стали содержать ее в большой строгости. В это время муж узнал, что кольцо, которое он подарил жене, было заложено за тысячу пятьсот экю, и это очень его огорчило. И, чтобы спасти честь жены и выручить кольцо, он через своих сестер велел ей взять это кольцо обратно, сказав, что он сам за него заплатит. Ее же это нисколько не тревожило, ибо она знала, что деньги достались тому, кто был ей всего дороже на свете. Но когда муж стал выпытывать у нее, куда девался его подарок, она написала своему возлюбленному, прося его возвратить кольцо, а чтобы тот не подумал, что чувства ее к нему изменились, послала ему алмаз, который ей подарила ее знатная покровительница и который она любила больше, чем это кольцо. Возлюбленный ее тут же прислал ей расписку ростовщика и остался очень доволен тем, что получил и полторы тысячи экю, и алмаз в придачу, а главное – подтверждение того, что дама по-прежнему его любит, хотя, пока был жив ее муж, ему так и не удалось ее больше увидеть и они могли только посылать друг другу письма. Когда же муж ее умер, он поехал к ней и, надеясь, что чувства ее неизменны, стал настойчиво уговаривать ее выйти за него замуж.

Но оказалось, что за время его долгого отсутствия она повстречалась с человеком, которого полюбила еще больше. Несчастный был так удручен этим, что начал избегать женского общества и пристрастился к опасным походам. И он погиб, мужественно и благородно завершив свои дни.

– Так знайте, благородные дамы, что я отнюдь не хочу быть чрезмерно снисходительной к нашему полу. Я просто хотела рассказать эту историю мужчинам, и пусть они знают, что даже в женщинах, у которых доброе сердце, жажда мести чаще всего одерживает верх над скорбью, вызванной неразделенной любовью. Дама эта долго боролась со своим чувством, но в конце концов предалась отчаянию. Но ни одна добродетельная женщина не должна этому поддаваться – можно ли чем бы то ни было оправдать дурные поступки! И чем больше то искушение, которое одолевает нас, тем добродетельнее нам следует быть, чтобы мы могли претворить это зло в добро, а отнюдь не платить злом за зло, ведь очень часто случается, что, роя другому яму, мы попадаем в нее сами. Счастливы те, кого Господь наградил целомудрием, кротостью и чистотой душевной!

– По-моему, Лонгарина, дама, о которой вы нам рассказали, – воскликнул Иркан, – в поступках своих руководилась не столько любовью, сколько досадой и гневом, ведь если бы она действительно любила этого дворянина так, как она делала вид, что любит, она ни за что бы не покинула его ради кого-то другого; поэтому ее с полным на то основанием можно назвать самолюбивой, мстительной, упрямой и непостоянной.

– Вам легко так говорить, – возразила Эннасюита, – но вы не представляете себе, что значит любить, когда не отвечают взаимностью!

– Сказать по правде, – ответил Иркан, – мне этого никогда не приходилось испытывать, – если бы та, кого я любил, хоть немного изменила свое отношение ко мне, я, не раздумывая, расстался бы и с этой дамой, и с самою любовью.

– Ну, от вас-то, конечно, этого можно ждать, – сказала Парламанта, – вы любите только свое удовольствие, но порядочная женщина не должна так вести себя по отношению к мужу.

– Что бы там ни было, героиня этого рассказа, должно быть, на некоторое время забыла о том, что она женщина, – воскликнул Симонто. – Да и среди мужчин мало кто мог бы изобрести подобную месть!

– Если среди женщин нашлась одна, которая поступила столь опрометчиво, то это вовсе не значит, что таковы и все остальные, – сказала Уазиль.

– Во всяком случае, все вы прежде всего женщины, – воскликнул Сафредан, – и в какие бы наряды вы ни рядились, прикидываясь образцами целомудрия и чести, – тот, кто сумеет залезть к вам под юбку, убедится, что все вы одинаковы.

272